Моя тема - почти не музыкальная. Но сегодня у нас день, как сказал Евгений Сергеевич, "священнический", - то есть о своих проблемах говорят именно священники. Понятно, что клирос и работа клироса - это проблема не только музыкальная.

Я хотел начать с того, во что наш разговор перелился: с той эклектики, с того "винегрета", который сейчас существует. Можно приводить много примеров - понятно уже, о чем идет речь. Но чем занимается священник внутри всего этого "винегрета"? Он занимается сразу всем: и стройкой, и художественным устроением храма, и клиросом. Но более всего он занимается пастырской деятельностью, душепопечительством. И клирошане для священника - это тоже в первую очередь не люди, умеющие петь, регентовать, читать, а люди с какими-то своими проблемами, особенно если это клирос воцерковленный. Короче говоря, такие же люди, как все остальные. Значит, у них точно такие же проблемы, как у всех. И поэтому в связи с клиросом священник решает проблемы не только того, как лучше петь, что лучше петь, чтобы служба лучше была, но приходится, например, кого-то отлучать на какое-то время. Евгений Сергеевич когда-то рассказывал: благословили его на подрясник, но по одному случаю с него подрясни сняли. Его спрашивают: "Что же ты сегодня без подрясника? По четным - в подряснике, а по нечетным - без?" - "Нет, - говорит, - по епитимиям - так, а то - так".

Мы сейчас говорили, что человек, поющий на клиросе, должен молиться: он иногда не может петь, потому что его раздирают какие-то страсти, противоречия. На клиросе какого-то регента певчие слушаются, какого-то регента не очень. Иногда одного и того же регента слушаются или не слушаются. Причины самые разнообразные, причины - опять в тех же страстях. И священнику приходится разбираться не столько с пением клирошан, сколько с их взаимоотношениями.

Люди, которые приходят и на клирос, и вообще в храм, это, как здесь уже прозвучало, очень разные люди. Некоторые - совсем неофиты, кто-то несколько воцерковлен, меньшинство давно и глубоко воцерковленных, но воцерковленных тоже по-разному. Есть те же бабушки, которые всю жизнь в храме, но у них какой-то искаженный укоренившийся опыт. И совсем по пальцам можно пересчитать тех, у кого неискаженный и многолетний опыт. Это очень ценные люди, общение с ними всегда ценно - просто с ними рядом побыть; их слово всегда очень важно.

О проблеме стилизации - в разных смыслах этого слова. Я когда-то учился в театральном институте, и у нас был какой-то спектакль, в котором я играл эпизодическую роль - солдата, который участвует в расстреле, а потом очень по этому поводу переживает. Такая психологическая проблема. Режиссер от меня чего-то добивался, я что-то изображал - а он мне все время говорил: "Похоже - но не то все это, не то! Надо вот так". Ну, я там орал что-то, кричал, что-то пытался вытянуть. И потом, когда мы показали этот спектакль, комиссия, которая его принимала, обратила внимание: "Вот этот актер хорошо сыграл солдата - солдат очень здорово переживал". Режиссер потом мне сказал: "Знаешь, тебя похвалила комиссия, но я тебе скажу: это не масло, это маргарин" - стилизация! И я говорю: "Да, я знаю, я просто более или менее точно изобразил что-то такое похожее".

Конечно, мы должны учиться и повторять что-то, но что в этом повторении происходит? Вот, например, иконописец сначала кальки делает. Что такое калька? Это вживание в иконопись. Все-таки слово "стилизация" для меня, наверное, имеет скорее отрицательный оттенок, потому что служба - это не стилизация, служба - это живое общение с Богом - самых начинающих, кого угодно. И иногда начинающий гораздо живее молится, чем "асы".

Священнику приходится между всем этим как-то, можно сказать, лавировать. Вот поет хор. И священник иногда может сказать ту же самую вещь: что это "не масло, а маргарин", что это какая-то стилизация, а не молитва. Священник должен объяснять хору Литургию, какие-то моменты таинственные, и в то же время есть в хоре люди, которым нужно объяснять вещи совсем уже другие - какие-то глубоко аскетические, высоко духовные - и лично каждому: "Вот знаешь, почему у тебя не получается петь? Потому что у тебя на самом деле вот такие-то проблемы, уже чисто духовные". И как бы ты там ни стилизовал, технически идеально все ни делал, а все равно лезет наружу твое тщеславие - очень скрываемое от себя и от других - или еще что-нибудь.

Но это все - предисловие. На самом деле я вот о чем хотел сказать. Служба в храме - это некое единое действие, "общее дело", Литургия. И священник, участвуя в том, и в том, и в том (алтарников еще надо гонять, опять же), - должен как-то все это сделать цельным. Не должно быть отдельно - алтаря, отдельно - клироса, отдельно - прихожан. Должна быть одна цельная молитва Богу, одно дело - Литургия. Клирос же не только поет. В большинстве храмов, особенно приходских, сельских, клирос делает все: он читает - и паримии, и все-все-все. Алтарники и клирос - некое целое (особенно такие алтарники, которые бегают то на клирос, то в алтарь). Ничего плохого в этом нет. Я сегодня попою - завтра поалтарничаю. Ничего страшного - если это не "номера", а единая служба. И каким-то удивительным образом, если есть вот этот дух молитвы, то даже если Всенощная состоит из разностильных (в чисто музыкальном смысле) вещей, это не нарушает цельность. Не то чтобы регент по тону что-то подобрал или одно в другое перетекло по стилю, - оно разное, но все равно цельное. Как это достигается, я не знаю. Бывает, специально человек делает - и не получается, бывает не специально - и вдруг получилось. Но это на самом деле редко. В монастырях такое бывает. Там уже весть строй жизни такой. Я недавно был в одном монастыре - да, действительно, там употребляют так называемые правохорные музыкальные номера, но они поют их так, что даже не сразу понимаешь, что поют: вроде бы продолжили обиход, и вдруг понимаешь, что поют что-то сложное о нотам. Они как-то умудряются петь все это в одном стиле, точнее, в одном духе.

И вот этого нужно достигать. В нашей Церкви сейчас нет единства - не-единство очень во многом, и не-единство по вопросу "партесного" или "непартесного" пения - это еще мелочь по сравнению с не-единством духовным. Например, очень по-разному исповедуют: одни духовники говорят, что если какой-то грех ты не назовешь, один какой-то грех упустишь - всё, ты погиб! А другие, наоборот, говорят: "Давай, давай, не размазывай!" Где правда, где неправда? Где покаяние, там и правда. Может не быть ни там, ни там покаяния, может быть и там, и там покаяние. У нас сейчас выработались очень разные подходы ко многому. Какие-то пришли из католичества, какие-то из протестантизма, какие-то из собственных амбиций, из чего угодно; в общем, действительно - "винегрет". Один священник пристрастен к одному, другой пристрастен к другому, а большинство священников пытаются все это соединить. Соединить сложно. Потому что постмодернистский и постсоветский человек - это, конечно, человек внутренне очень разрушенный, очень раздробленный. И большинство современных священников таковы. Поэтому, действительно, только милостью Божией вдруг что-то улавливается, вдруг мы чувствуем, что вот наконец-то "не маргарин, а масло".

В связи с этим хотелось бы сказать об иллюзиях (то, что затронул о. Владислав). Вот у нас была Всенощная под Казанскую. Два хора: один хор - местный, а другой хор - "съездовский". Но тогда еще мало людей приехало, и потому это был ансамбль. И Евгений Сергеевич, на мой взгляд, совершил некоторую ошибку. Эта ошибка - на другом, очень высоком, уровне. Все было очень хорошо, для прихожан все вообще было идеально. Но не для всех, некоторые почувствовали ошибку. Ошибка была вот в чем. Решили: вот это общий хор, а вот это ансамбль, и Евгений Сергеевич решил подчеркнуть, что это ансамбль. В результате ритмически много чего было нарушено. То есть вот в этом - иллюзия: вот - один хор, а вот - другой хор, мы вот так поем. В результате пели так, что было много не духовности, а душевности.

Сюда же - вопрос, о котором мы всегда спорим с Евгением Сергеевичем и приходим к единому мнению: техника. Один говорит, что важна молитвенность, а другой говорит, что, конечно, молитвенность важна, но технически-то надо эту молитвенность обеспечить! Но и здесь бывают иллюзии. Иллюзия заключается в том, что можно технически все обеспечить, но все равно чего-то еще не почувствовать. Или лучше даже сказать так: прихожане прекрасно будут слышать, как все технически обеспечено, и скажут: "О, да, вот это здорово!" Иногда даже священник может не отдать себе отчет в том, что это мешает, может говорить: "Ох, как здорово все это сделано!" Раз - и ты не молишься, а просто чувствуешь, как здорово, как тонко они сделали... А это должно быть ненавязчиво и незаметно. Техника должна быть на такой высоте, что никто ее не должен замечать, все должны просто молиться. Может быть, это - высота. Но что сначала, что потом - вопрос. Оставляю его без ответа. Потому что, может быть, у человека, молящегося глубоко, само собой технически лучше будет получаться, а может быть - через правильный технический подход можно прийти не к стилизации, а к настоящему.

Моя бабушка очень любила смотреть фильмы - в кино, по телевизору. Но главное было - и она меня этим заразила в свое время - не само действие, которое происходит, а "как он здорово сыграл". То есть цельность должна быть по сути, а не по технике.

Далее - то, чего я сегодня уже касался в прениях по одному из докладов, - "Служение Благодарения". То есть: как клирос должен себя ощущать. Если священник молится, то, может быть, для клироса надо переложить или придумать молитву перед служением? "Никтоже достоин связашеся плотскими похотьми предстоять здесь..." Может быть, нам выработать, в приложение к Кодексу, молитву клирошанина, молитву регента? Надо об этом подумать. "Благодарю Тя, Господи, что я здесь стою, хотя я этого не достоин. Дерзающе приближаюсь к Святому Твоему жертвеннику" - "дерзающе приближаемся к этим великим текстам, которые перед нами предстоят". Предложения принимаются.

Благодарение и служение. То есть общее служение Богу. Это единство выражается в общем служении и служении друг другу. Клирос служит прихожанам. Священник служит клиросу. Все - взаимно. Я хочу вспомнить формулу, которую я предложил на прошлом съезде:
"Люди слушают хор, хор слушает регента, регент слушает священника, священник слушает Бога."

Все вместе слушают Бога - через такую иерерхию. Очень важно это чувствовать и нам пытаться это реализовать в нашем служении - на любом клиросе! Клиросы - разные: где-то - две бабушки, где-то - одна девушка, где-то - только бас с тенором и больше никого, где-то - огромный рафинированный хор. Реализовать вот это - что каждый слушает следующего. При этом, как толкуют многие богословы, само слово "богослужение" означает, что это не мы служим Богу, а что это Бог служит нам. Все это Господь делает для нашего спасения, а мы в этом - участники, и поэтому мы благодарим.

В приложение к этому - такая частная проблемка: "читать с выражением". Некоторые священники ведут всю службу монотонно, священники читают с выражением, иногда - с ненужным выражением. Вот о. Леонид Владыкевич (он был настоятелем Свято-Духова монастыря, в Литве, под Вильнюсом, а сейчас он настоятель одной знаменитой общины) служит очень выразительно, с очень большой сердечностью. И это не мешает, а помогает. Это его естественное, всегдашнее состояние - он так говорит, он так служит, он так читает Евангелие! Когда кто-то пытается это повторить, получается стилизация - "маргарин". А у него это - естественно. Знаете, как он читает записки? Даже в чужом храме он находится - читает записки за упокой, за здравие, там перечислены незнакомые люди - он имя каждого человека читает так, как будто он его лично знает. Удивительно.

Бывает по-разному. Здесь, в одном из окрестных храмов, есть священник: в общении все нормально, все хорошо, но когда он служит - он такое невероятное "выражение" устраиват, что это мешает молиться. Причем это "выражение" у него очень музыкально, технически оформлено.

То же и с чтецами - кто-то монотонно читает, кто-то выделяет. Вообще в Православии принято читать без выражения - по той причине, что выражение принижает смысл, потому что когда человек читает с выражением, он привносит что-то свое, а когда без выражения, - тогда каждый уже может в этом увидеть то, что ему сейчас увидится и почувствуется. На клиросах бывает иногда эта болезнь: что-то выделили - технически или не технически, а это только данному регенту кажется, что это надо выделить.